Название: Время ожидания
Автор: robin puck
Иллюстратор: Northern Fox
Бета текста: МКБ-10
Бета арта: IrvinIS
Техника иллюстрации: арт, гелевая ручка
Категория: броманс, пре-слэш, слэш
Жанр: мистика, детектив, кроссовер
Пейринг, персонажи: Абэ-но Сеймей, Шерлок Холмс, Минамото-но Хиромаса, Джон Уотсон, Майкрофт Холмс, ОМП и ОЖП в количествах
Рейтинг: PG-13
Размер: ~ 20 000 слов
Примечание: пострейхенбах, кроссовер с фильмами "Колдун" и "Колдун-2" (Onmyoji и Onmyoji-2)
Саммари: Расцвет периода Хэйан, великий волшебник и ученый Абэ-но Сеймей вместе со своим верным другом, воином Хиромасой, оказываются свидетелями чудовищного преступления. Тем временем в начале двадцать первого века после своей мнимой смерти Шерлок Холмс возвращается домой и выясняет, что ему снова предстоит отправиться в путь - разумеется, вместе с верным другом Джоном Уотсоном.
Дисклеймер: отказываемся
Глава 1
Было раннее утро, на длинных стеблях травы, которой зарос двор дома Сеймея, еще не успела просохнуть роса. Накануне друзья засиделись за бутылочкой сакэ до луны, а потом еще Хиромасе пришло в голову, что цветение жасмина и полная луна немыслимы без звучания флейты, и они так и не легли спать, пока под чарующие звуки дальний край неба не окрасился розовым. Правда, сейчас Хиромасе, бредущему босиком по холодной мокрой тропинке и зевающему во весь рот, уже не казалось, что пьяная игра на флейте – такое уж неотложное дело. Не так он хотел показать Сеймею мелодию, над которой трудился последние месяцы. Впрочем, он надеялся, что сладкий аромат жасмина и лунное сияние скрасили невольные огрехи его исполнения.
– Ты замечательный флейтист, Хиромаса, – сказал ему ночью Сеймей, довольно жмурясь на луну и неторопливо потягивая саке. Наверное, все-таки не так плохо он играл.
Хиромаса невольно рассмеялся от этого воспоминания, но в этот самый момент из мокрой изумрудной травы прямо перед ним вынырнуло что-то небольшое и яркое. Хиромаса остановился, будто запнувшись, и тихо ахнул, мгновенно избавившись от утренней сонливости и глядя во все глаза. Прямо перед ним на тропинке сидел рыжий лис и внимательно смотрел на Хиромасу, чуть склонив набок узкую морду.
– Сеймей! – крикнул Хиромаса, пятясь назад. – Что за шутки!
Лис улыбнулся черными губами, не отводя от Хиромасы глаз, и тот на всякий случай отступил еще на шаг.
– Что ты кричишь? – раздался позади него голос Сеймея, и Хиромаса резко развернулся.
– Ты!
– Такое раннее утро, а ты так громко кричишь, – попенял ему Сеймей, усаживаясь на пол веранды и сонно потягиваясь.
Хиромаса растерянно обернулся к лису, но того уже не было, даже трава не была примята.
– Как же так, – пробормотал он. – Опять фокусы?
– Выпей немного чаю, тогда точно дойдешь туда, куда собирался, – посоветовал ему Сеймей, шкодливо улыбаясь, но Хиромаса только рукой махнул. Вернувшись к дому, он сел рядом с Сеймеем, который прислонился спиной к толстому столбу, поддерживавшему крышу веранды, и, кажется, снова спал. Очередной, похожий на красивую девушку служебный дух протянул ему чашечку свежего чаю и блюдце с рисовыми лепешками.
– А все-таки, Сеймей, – сказал Хиромаса, жуя лепешку, – зачем ты так шутишь? Люди и так говорят разное.
– Что говорят люди? – спросил служебный дух у него за плечом, сам Сеймей даже не пошевелился.
Хиромаса смутился.
– Ну, ты знаешь. Что ты слишком похож на лису. Я так не думаю, – добавил он твердо. Сеймей приоткрыл один глаз и с интересом на него посмотрел.
– Действительно?
– Да.
– А что, если люди говорят правду?
Хиромаса наклонил голову, нахмурился, сжимая ладони в кулаки, и решительно сказал своим коленям:
– Ну и пусть. Даже если так. Ты достаточно человек, чтобы быть человеком.
Сеймей громко расхохотался, снова закрывая глаза.
– Милый, милый Хиромаса! Так что же, ты встретил лису во дворе?
– Сам ведь знаешь, что встретил.
– Нет, не знаю.
– Только что.
– Это хороший знак.
– Когда это встреча с лисой была хорошим знаком?
Сеймей снова улыбнулся.
– Этот лис принес нам интересные вести. Правда, Масанори?
И снова Хиромаса едва не вскрикнул: прямо на ступеньках веранды будто ниоткуда появился высокий господин в сером кимоно с вытканными золотыми стрекозами.
– Доброе утро, высокочтимый Минамото-но Хиромаса, – сказал господин чопорно и поклонился. – Доброе утро, Сеймей.
– Кажется, вести и вправду очень интересные, – усмехнулся Сеймей, искоса глядя на ошарашенного Хиромасу. – И очень срочные.
***
– Дублин? – на лице Шерлока теперь отражалось все возможное презрение и недовольство, на которое только была способна его выразительная мимика.
– Хороший город, – подал голос Джон, молчавший на протяжении всего разговора.
– Что в нем хорошего? Чем я буду заниматься в этом… Дублине?! – он сморщился, выплевывая слово, будто залетевшую в рот букашку.
– Ты не заскучаешь, – заверил его Майкрофт. – А твой отъезд даст нам возможность для маневра: в Лондоне он отлавливает тебя по тихим закоулкам, в Дублине же ты будешь на виду, но надежно прикрыт так, чтобы все подходы к тебе просматривались. Так будет проще и быстрей…
– Что? – перебил его Джон, не веря своим ушам. – Вы собираетесь сделать из нас подсадных уток? Опять? Зачем мы уже месяц соблюдаем конспирацию и сидим взаперти, не высовывая даже носа на улицу? Чтобы вот так просто взять и подставиться снайперам?
– Не из вас, а из Шерлока, – уточнил Майкрофт, улыбаясь так, будто у него ноет коренной зуб. – Одной подсадной утки вполне достаточно, а из вас, Джон, слишком удобная мишень для шантажа, чтобы снова попадаться на этот трюк.
Снова дернуло по старому, едва зажившему, но растравленному месяц назад, – из-за меня. Это все произошло из-за меня. То, что Шерлоку пришлось отказаться от себя, почти умереть, скитаться где-то три года без надежды когда-нибудь вернуться к прежней жизни. То, что ему и сейчас приходится отказываться от всего, что составляет смысл его жизни, а теперь еще и подвергаться недвусмысленной опасности, подставляясь под мстительный гнев последнего из подручных Мориарти… Это все произошло из-за Джона. Он – причина. Он – одна из слабостей до сих пор практически неуязвимого Шерлока Холмса. И он должен снова остаться один, чтобы позволить Шерлоку не отвлекаться на беспокойство о нем. Сидеть тут, не живым и не мертвым от страха, и ждать, пока все закончится без него. Это правильно, наверное, так и нужно, не создавать никому проблем…
Джон вскинул взгляд на Шерлока, уже собираясь ободряюще улыбнуться, но тот смотрел на него со странной тоской, почти с отчаяньем. И без того бледное лицо друга побелело почти до синевы, до страшных теней у висков и под скулами, а пальцы впились в кожаную обивку кресла.
– Ты прав, – сказал он, не отводя взгляда от Джона, и тот с холодящим ужасом отчетливо увидел, как губы Шерлока беспомощно дрогнули. – Джону лучше остаться в Лондоне.
– Нет, – мотнул головой Джон, еще не зная толком, против чего протестует. – Нет.
Майкрофт утомленно поморщился, снова оборачиваясь к нему, и сейчас, под взглядом обоих братьев Джон точно понял, что он собирался сказать им обоим и, наверное, себе.
– Шерлок никуда не поедет один. Больше – нет. Ты никуда не поедешь без меня. Ты больше от меня не избавишься, Шерлок, понятно тебе?
– Это… – начал Шерлок, быстро моргая, но Джон его перебил.
– Это глупо, безрассудно, опасно, я знаю, знаю, – Джон покивал, тиская свои ладони почти до боли. – Я не позволю себя похитить, отойти от тебя хоть на шаг, даже если ты будешь вести себя еще паршивей, чем обычно. Я не отпущу тебя. Больше – нет, – повторил он настойчиво.
– Это… – Шерлок прокашлялся, – …хорошо. Да, хорошо.
Майкрофт поджал губы, разглядывая их, переводя взгляд с одного на другого с явным неодобрением.
– Ну что же, – сказал он наконец. – Это все усложнит, но я и не предполагал, что вы так просто сдадитесь, дорогой мистер Уотсон. В таком случае у меня будет для вас дело. Для вас обоих. Ты ведь понимаешь, братец, что вам нельзя будет разлучаться?
– Мы даже уборную будем посещать исключительно вместе, – закатил глаза Шерлок, внезапно пропавшие краски уже возвращались на его лицо, а голос приобретал знакомые сварливые интонации. – Что за дело?
– Двойное самоубийство, – улыбнулся Майкрофт.
– Пара?
– Семейная пара.
– Записка?
Джон невольно сглотнул.
– Конечно, – Майкрофт неторопливо открыл портфель и достал не слишком объемную папку. – Стандартная записка.
– Есть сторона, получившая выгоду? – Шерлок нетерпеливо выхватил папку у брата из рук, перелистнул несколько страниц, его ноздри азартно раздувались, а уголок рта медленно кривила довольная ухмылка. Господи, подумал Джон, он же псих, абсолютный псих. Наверное, не стоило думать об этом с таким восторгом, в конце концов, где-то там погибли люди, может быть, хорошие люди, может быть, даже скорей всего, погибли не по своей воле. Может быть, не стоило радоваться этому, но Джон просто не мог удержать улыбки, глядя, как жадно Шерлок просматривает бумаги, как переговаривается с братом, морщит нос, фыркает и хмурится. В конце концов, у Джона было право радоваться. В отличие от этих чужих неизвестных людей его Шерлок, его лучший друг, наконец-то возвращался к полноценной жизни.
На самом деле Шерлок вернулся месяц назад, но тогда Джон был так ошарашен, так счастлив и растерян, что не понял сразу – что-то изменилось. Его друг был почти не похож на себя, но Джон объяснял это тем, что Шерлоку нужно снова привыкнуть, отдохнуть, расслабиться, стать опять тем раздражающим, самоуверенным и въедливым Шерлоком Холмсом, каким он был раньше. Только почему-то не помогал ни отдых, ни долгие вечера в их старой общей гостиной, ни попытки поговорить по душам. Нет, конечно же Шерлок ясно и подробно объяснил произошедшее, извинился, что пришлось держать Джона в неизвестности. Честно говоря, предвкушая этот разговор, Джон никак не мог сообразить, как себя вести, как реагировать на слова Шерлока… какие угодно слова, какие угодно объяснения. То ему казалось, что лучшим решением будет просто выслушать все, что Шерлок скажет, и порадоваться тому, что он все-таки жив и наконец дома. То ему хотелось рассказать, каково ему было, в конце концов, поделиться с кем-то, кто имел к произошедшему непосредственное отношение, потому что с психологом, не смотря ни на что, ему договориться так и не удалось за все эти три года. А потом он прерывал себя мыслью о том, что Шерлок, скорей всего, вряд ли сильно заинтересуется его переживаниями. Ну серьезно, это же Шерлок, он мог быть каким угодно, но эмоции трехлетней давности… Боже, Джон иногда и сам уже толком не помнил, что он тогда чувствовал, Шерлоку-то это зачем…
А все оказалось вообще не так, как он себе представлял, потому что первым делом Шерлок не стал рассказывать о своих приключениях, о своем поединке, о принятых хитроумных решениях, обо всем, что составляло самую суть его. Нет, первым делом Шерлок спросил, не вернулись ли боли в ноге и тремор, потому что "это единственная информация, которую Майкрофт не мог получить, не приближаясь к тебе ближе ста футов". А получив отрицательный ответ, удовлетворенно кивнул и предложил задавать вопросы. И Джон задавал. И с каждым ответом пугался все сильней и сильней, потому что на каждый вопрос Шерлок отвечал полно, подробно, ясно… Совершенно равнодушно. Это не было обычное для него показное безразличие, прерывающееся холерическими вспышками и своеобычными саркастическими комментариями, это была самая настоящая пустота и чуть подкрашенное нежностью терпение, с которым он объяснял, рассказывал... И за все время этого рассказа у него ни разу не загорелись глаза, он ни разу не ухмыльнулся, он не упивался победой, а в конце концов выяснилось, что и победа пока далека. Просто Шерлок решил вернуться на Бейкер-стрит уже сейчас. В этой части своего рассказа он был необычно лаконичен. Говорил, что просто в один прекрасный момент понял, что ему нужно вернуться, а с Мораном и еще парочкой мелких преступников он разберется позже.
Посетивший их на следующий день после возвращения Шерлока Майкрофт объяснил в свою очередь, что это за «позже» и как его достичь. По его словам выходило, что Шерлок самовольно нарушил составленный совместный план действий, поставив под угрозу и свою жизнь, и жизнь Джона. «Опять!», – говорил Майкрофт, и: «Какое мальчишество!» И еще: «Как ты собираешься ловить Морана в Лондоне, объясни мне, пожалуйста!», и, конечно же: «Самоубийственная безответственность и инфантильность!»
В общем, Майкрофт был в ярости. Джон – в необъяснимой тревоге и радости.
Шерлок – в тихой, непривычной уравновешенности.
А еще через несколько дней Джон заметил в его глазах страх. Страх и обреченная тоска появлялись во взгляде Шерлока каждый раз, когда он оборачивался к Джону, страх и обреченная тоска – то, чего никогда не было в нем раньше. Даже миссис Хадсон, вечная, добрая, несгибаемая миссис Хадсон смотрела теперь на Шерлока с жалостью и испугом, отзывала Джона в сторону и расспрашивала, расспрашивала, прижимая к щекам и груди тонкие пальцы, скорбно качала головой и тяжело вздыхала, потому что и Джон не мог сообщить ей ничего утешительного.
Шерлок не прикасался к скрипке – говорил, что за три года потерял практику. Он не выходил из дома – Майкрофт настойчиво посоветовал не высовываться за пределы квартиры, и Шерлок без пререканий подчинился. Он не носился по гостиной, осененный очередной идеей, не требовал подать телефон, выслушать, сделать кофе, он даже не вытащил свое химическое оборудование, убранное на хранение в полуподвал. Он спал каждую ночь, он просыпался утром и садился за стол, принимался за ежедневную работу: шерстил сайты и поисковые системы, собирал и анализировал массу какой-то информации, составлял графики и схемы, а потом созванивался с братом, и они долго, иногда по нескольку часов, обсуждали не слишком понятные Джону вещи. То есть, почти все из обсуждаемого по отдельности было ему вполне понятно и доступно, но общей картины, складывавшейся из этих крохотных кусочков паззла вроде колебания цен на нефть и новой рекламы клубничного йогурта, он не видел. Иногда его это огорчало, потому что он никак не мог почувствовать себя полезным. Иногда…
Иногда он думал, что чуда не произошло, и Шерлок так и не вернулся. Он тут же обрывал эти кощунственные мысли и корил себя за слабость, но факт оставался фактом: несмотря на то, что Шерлок снова жил в 221б по Бейкер-стрит, Джону иногда его не хватало даже сильней, чем в те годы, когда он считал, что его лучший друг погиб и никогда не воскреснет. Да, он не чувствовал себя полезным, мало того, он чувствовал себя отвратительно беспомощным, он не знал, что делать с Шерлоком, так непонятно изменившимся, так катастрофически выцветшим, он не знал, что делать с собой, со своей вернувшейся после первой вспышки радости тоской.
И в конце концов он не выдержал. Это произошло около недели назад. Джон лежал в своей кровати и уже несколько часов не мог заснуть. Мешал каждый маленький звук, каждый шорох, каждый скрип половиц внизу, ему даже казалось, будто он слышит сквозь перекрытия этажа, как Шерлок стучит клавишами на своем ноутбуке, чертя какую-то очередную таблицу или диаграмму. Ему становилось то жарко, и он откидывал тяжелое одеяло, то холодно – и он закутывался так, что наружу торчал только нос. Он пытался считать овец, перебирал в уме всех знакомых девушек, но мысли все равно упорно возвращались к несуществующему разговору или спору, или даже ссоре, во время которой Джон пытался подобрать слова и описать то, что не дает ему покоя, сам себе отвечал от лица Шерлока, и каждый раз срывался на манеру вести беседу того, старого, «настоящего» Шерлока, злился на себя, пытался отключиться и заснуть – и тут же снова слышал шорохи, мерз или потел, ворочался… Где-то около трех часов ночи он измучился так, что почему-то встал, накинул рубашку поверх пижамы и спустился вниз.
Свет в гостиной не горел, только в окно издалека светил уличный фонарь. Джон тихо, стараясь не шуметь, добрался до спальни Шерлока и приотворил дверь.
Шерлок спал на боку на своей широкой роскошной кровати, спал, отвернувшись от двери и уткнувшись лицом в подушку. Джон вошел, осторожно прикрыл дверь за собой, снял рубашку и забрался в кровать. Слава богу, Шерлок не имел привычки оборачивать вокруг себя одеяло, как кокон, да и вторая подушка тут имелась. Устроившись, Джон закрыл глаза. В голове было на удивление пусто и чисто, ни единой мысли, ни единого неприятного разговора, и даже тихое шерлоково сопение совершенно не мешало.
– Джон. Это ты? – внезапно ясным голосом спросил Шерлок, не поворачиваясь.
– Нет, это миссис Хадсон, – пробормотал Джон сквозь стремительно накатывающийся сон. Он еще разобрал, как Шерлок тихо хмыкнул, а потом уже не слышал ничего, потому что заснул. И снилось ему на этот раз, ради разнообразия, что-то довольно приятное, цветное и яркое, так что проснулся он уже ближе к полудню совершенно посвежевший и с отличным настроением.
Шерлок, конечно же, уже был в гостиной, снова за своим неизменным ноутбуком. Правда, на этот раз он не ограничился обязательным кивком и заученным: «Доброе утро, Джон». Нет, чертов гений вообще не отреагировал на его появление, он быстро и увлеченно что-то печатал, иногда замирая над клавиатурой, как коршун, и вглядываясь в экран.
– Кофе? – спросил Джон из кухни, впечатленный переменами.
– Черный, две ложки сахара, – бросил Шерлок резким напряженным голосом, и Джон едва не рассмеялся. Как будто бы он мог забыть!
С тех пор его сосед уверенно пошел на поправку. Джон старался не думать, чем был вызван его порыв, и что вообще означала эта ночь в одной кровати, тем более что больше у него таких порывов не возникало, а Шерлок ничем не намекал, что можно было бы повторить. Нет, теперь Джон спокойно засыпал в своей спальне, а Шерлок – в своей, а днем, будто хвост у ящерицы, постепенно отрастали вновь их обычные взаимоотношения – с любовью, злостью, раздражением, восхищением, смехом и мелкими обидами. К тому моменту, как в их квартире снова появился Майкрофт, этот хвост уже почти отрос, и мысль о том, что сейчас снова придется отпустить Шерлока черт знает куда, одного, и неизвестно еще, каким он вернется, если вернется вообще…
Нет, Джон был готов. Если так нужно, если другого выхода нет; в конце концов, он солдат, хоть и бывший, он понимает, что такое необходимость, и как слабо она соотносится с желаниями. Он готов был снова остаться один и ждать, и бояться, и… Он только не был готов к тому, что ждать и бояться, и снова терять себя придется Шерлоку. Джон не был готов его отпустить прямо сейчас. Не в таком нестабильном состоянии. Уж лучше пусть их обоих пристрелят в этом чертовом Дублине.
– Шерлок – мой пациент, – вот что он сказал неодобрительно поглядывавшему на него Майкрофту на прощанье. – Я несу за него ответственность.
– Не только вы, доктор, – вздохнул Майкрофт. – Вы понятия не имеете, сколько человек сейчас несут ответственность за Шерлока.
– Тем лучше, – кивнул Джон и улыбнулся. – Значит, все вместе мы точно гарантируем его безопасность.
Майкрофт улыбнулся в ответ так, что Джону захотелось отступить на пару шагов назад, но ничего не сказал.
– Не терпится снова сунуться под пули? – поинтересовался Шерлок, когда его брат наконец покинул дом.
– Еще как! – Джон даже ладони потер в предвкушении. – Дублин! Гиннес, виски и пули. Прекрасное сочетание, именно то, чего мне всегда не хватало.
Шерлок тихонько рассмеялся и снова уткнулся в принесенную Майкрофтом папку. А Джон пошел наверх к себе, чтобы собрать дорожную сумку для завтрашнего приключения.
Глава 2
Желтая пыль клубилась под их ногами, а солнце стояло высоко, пригревало все жарче. Абе-но Сеймей неторопливо шел по Большой дороге Красного Феникса, засунув руки в широкие рукава своего просторного каригину, и смотрел в небо, прищурившись. Его друг, высокочтимый Минамото-но Хиромаса, шел рядом и время от времени вздыхал. Ему хотелось задавать вопросы, но он был слишком смущен. Бесстрашный Хиромаса, хоть и был простым воином, не знающим сомнений в минуты опасности, оставался при этом еще и человеком с очень нежной душой. И с тех пор, как несколько часов назад на пороге дома Сеймея очутился лис-оборотень с человеческим именем Масанори, нежная душа Хиромасы изнывала от любопытства и неловкости. Он боялся неосторожным словом обидеть своего друга, и потому молчал. Но когда уже близко показались ворота Расёмон, и их путь должен был подойти к концу, Хиромаса не выдержал.
– Как так, объясни мне все-таки? – попросил он Сеймея. – Разве ты умеешь воскрешать мертвых?
– Нет, не умею, – улыбнулся Сеймей. – Если только не отбирать жизнь у кого-то еще, чтобы вернуть ее мертвому. Но и это можно сделать только тогда, когда со смерти прошло не больше нескольких минут.
– Тогда зачем этот лис позвал тебя?
Сеймей помолчал немного, только улыбаясь яркому небу, а потом негромко спросил:
– Как ты думаешь, Хиромаса, что хуже смерти?
– Позорная смерть, – тут же ответил Хиромаса, нахмурившись и невольно кладя ладонь на рукоять своего меча.
Сеймей рассмеялся, и лицо Хиромасы тут же приобрело растерянное выражение.
– А почему?
– Как почему? – Хиромаса был совершенно сбит с толку. – Не задавай мне такие вопросы, Сеймей, ты сам знаешь, почему. Позор может пасть на весь род, это не шутки!
– А что, если и так?
– Как что? Вот переродишься какой-нибудь жабой или пиявкой, тогда узнаешь, что!
– Значит, в этом дело, – удовлетворенно кивнул Сеймей.
– В этом. Но не только в этом.
– А если что-то случится такое, что ты вообще не сможешь переродиться?
Хиромаса даже сбился с шага и посмотрел на него испуганно.
– Что же такое может случиться?
– Бывают разные вещи. Бывают такие снадобья, такие заклинанья, которые не дают человеческой душе найти новое тело. И душа, будто кролик, попавшийся в силки ленивому охотнику, не может ни вырваться на свободу, ни погибнуть. Так тихо и истлевает, прибитая к земле, заключенная в кусок гальки или, например, в перстень.
– И исчезает совсем? – спросил Хиромаса с ужасом. Несмотря на жаркое солнце, он побелел и чувствовал, как озноб пробежался по его спине.
– Ну нет, – успокоил его Сеймей. – Ничто не исчезает совсем. Но если душа долго заключена в какой-нибудь предмет, она может ослабеть, да так там и остаться, не в силах выйти наружу.
– Значит, все-таки способ достать душу есть! – с облегчением рассмеялся Хиромаса.
– Есть, только не всякий его знает, а если и знает, не всякий может вынуть зачарованную душу из предмета.
– Ты-то знаешь, – уверенно сказал Хиромаса, и теперь уже засмеялся Сеймей.
– Я знаю. Потому уважаемый Масанори и позвал меня.
***
– Мистер Пампкин, – сказал Джон, трясясь от еле сдерживаемого смеха. – Мистер Реджинальд Пампкин. За что вы так ненавидите друг друга?
Шерлок фыркнул, отбирая у него свой паспорт.
– Это долгая история.
– У нас целый час впереди, – у Джона за спиной внезапно во все горло разревелся годовалый малыш, и он вздохнул. – Хотя, если этот пассажир будет всю дорогу поблизости, я скорей начну сочувствовать Майкрофту.
– Ему определенно стоит посочувствовать, – усмехнулся Шерлок, обегая быстрым цепким взглядом разномастную толпу, скучившуюся в накопителе семнадцатого гейта. – Не переживай, у нас сейчас самое стратегически выгодное положение, мы пройдем на борт первыми, как только откроется гейт, естественно, после заказавших приоритетную посадку, но мамаше с младенцем придется отстоять очередь, она окажется в самолете шестнадцатой, если поднимется по носовому трапу, и восемнадцатой, если предпочтет хвостовой. Восемьдесят три процента вероятности, что с ребенком она предпочтет носовой трап, девяносто процентов вероятности, что она не пойдет дальше первых пяти рядов. Таким образом, мистер Гарвин, места в хвосте салона нас хотя бы частично обезопасят.
Он повернулся к Джону и посмотрел на него, почти улыбаясь.
– Какое утешение, мистер Пампкин, – хмыкнул Джон. – А если она все-таки пройдет по хвостовому трапу?
– Тогда нам не повезет, – значительно сказал Шерлок, и Джон не выдержал и рассмеялся. Наверное, это было не совсем уместно, но его переполнял восторг, пузырился в крови, толкался горячо пульсом, горел в трахее и на кончиках пальцев. Этот восторг не был похож на обычный азарт адреналиновой горячки, жесткий и требовательный. Он скорее походил на то чувство, что Джон испытывал в свои пятнадцать, когда после трех месяцев мучительной влюбленности в Пэтти Тайлер, сестру самого отвратительного ублюдка в школе, он все-таки пригласил ее в кафе, и она согласилась. Тогда его точно так же тянуло беспричинно смеяться и вообще вести себя так, будто он слегка под кайфом. Джаспер Тайлер, конечно, задал ему потом трепку и вообще обещал веселую жизнь, но Джона это волновало меньше всего, пока Пэтти гуляла с ним, улыбалась ему и позволяла себя целовать в парке, прижималась спиной к дереву и протяжно вздыхала, и наклонялась, чтобы Джону было удобней – она была на полголовы выше, да еще и носила каблуки…
– Дамы и господа, прошу проходить на посадку. Ваш посадочный талон… Спасибо. Ваш… Спасибо.
– Ты только посмотри, что она делает! – воскликнул Шерлок, провожая возмущенным взглядом прорвавшуюся вперед мамашу с ребенком, которая неслась теперь по взлетному полю так, будто бы самолет уже улетал без нее. – Какая бесцеремонность.
– По крайней мере, мы увидим, куда она села, – вздохнул Джон, поднимаясь по трапу вслед за другом.
– Она грубейшим образом нарушает правила…
– Нет таких правил, Шерлок.
– Неофициальные правила, Джон. Она не должна бежать вперед, всех расталкивая! Какой пример она подает сыну?
– Боже, Шерлок, – Джон не удержался и хрюкнул, запихивая сумку в багажное отделение. – Слышал бы ты себя.
– Мне достаточно, что я слышал ее, – мрачно бросил тот и отвернулся к окну – естественно, он занял место у иллюминатора.
– Что ты слышал? – благодушно поинтересовался Джон, усаживаясь рядом. – Она летит срочно пересаживать почку больному ребенку и считает, что самолет взлетит ровно в тот момент, когда она пристегнет свой ремень безопасности?
– Я слышал акцент, – так же хмуро ответил Шерлок.
– А. – Джон шмыгнул носом и покивал. – Но во всем остальном ты оказался прав: носовой трап и третий ряд.
Шерлок повернулся, глядя на него неожиданно внимательно.
– Считаешь, что этого достаточно?
– Считаю… – начал Джон и тут же оборвал себя, осененный догадкой. – Погоди, ты что… Ты…
– У меня давно не было практики, – Шерлок улыбнулся одними губами, и улыбка вышла жутковатой. – Я ведь говорил тебе, мне приходилось проводить взаперти по многу времени.
– Почему?.. – пробормотал Джон, не в силах отвести взгляда от его лица. – То есть, я понимаю, тебе нужно было…
– В меня стреляли через три месяца после того, как я уехал во Францию, – все с тем же непонятным пустым выражением сказал Шерлок. – Задели плечо, ничего страшного. Я пренебрег советом Майкрофта затаиться на некоторое время, и второй раз меня подстрелили уже через две недели. На этот раз пришлось провести в больнице около месяца. Третий раз – еще через пять дней после выписки. После чего я понял, что если хочу когда-нибудь вернуться, мне придется ограничить свои перемещения. Соответственно, мне пришлось ограничить и круг общения, два года без практики, только теоретические изыскания, они были вполне успешны, но дело бы пошло быстрей, если бы я мог…
Шерлок неожиданно оборвал себя и отвернулся к иллюминатору. Все пассажиры уже расселись, по рядам прошлись бортпроводницы, и сейчас самолет медленно катился по взлетному полю, выруливая на отведенную ему полосу. Шерлок смотрел в окно, а Джон смотрел на него, в голове было пусто и одновременно суетно от мечущихся мыслей. Как он вынес? Шерлок, которого Джон помнил, мог проводить недели, не выбираясь из дома, валяясь на диване и читая, размышляя, проводя свои неудобосказуемые опыты. Но хотя бы раз в месяц им овладевала лихорадочная активность, Шерлок Холмс преисполнялся бушующей нервной энергией и не мог вынести и секунды бездействия, его в прямом смысле убивала невозможность куда-то бежать, попадать в истории, нарываться на неприятности и… доводить начатое до конца. Два года. Два года, не имея возможности выйти из дома без охраны, поговорить с кем-то, произвести впечатление, это... Информационное голодание. Вот это что. Причем, доведенное до почти критической стадии, так человек, страдающий анорексией, на каком-то этапе перестает ощущать голод, но не перестает ощущать чувство вины…
Не отдавая себе отчета в своих действиях, Джон положил свою ладонь поверх ладони Шерлока, лежащей на подлокотнике. Тот отчетливо дернулся, но руки не забрал, а через пару минут, когда самолет наконец пошел на взлет, Шерлок легонько сжал подлокотник, откидываясь в кресле и расслабляясь. Джон в ответ переплел свои пальцы с его, тоже откидываясь и прикрывая глаза. Он был прав, Шерлока нельзя было оставлять одного, по крайней мере, не сейчас. Сейчас ему нужны новые впечатления, и чем больше, тем лучше.
– Так что там за дело? – спросил Джон, когда перестало закладывать уши. – То, что тебе подсунул Майкрофт.
Шерлок усмехнулся, потираясь затылком о подголовник кресла и мечтательно щурясь.
– У тебя достаточно непритязательные музыкальные вкусы, не так ли?
– Что?
– Ты периодически переключаешь телевизор на канал «Вива», а в твоем телефоне четыре гигабайта mp3-файлов: рок, панк, поп, диско, песни из мультфильмов, бойзбэнды, герлзбэнды и пара набивших оскомину классических композиций. Это сложно назвать утонченным музыкальным вкусом, скорее, неразборчивость и по большому счету равнодушие к музыке.
Джон пожевал губы, раздумывая, убрать ли ему руку с ладони Шерлока, или уж черт с ним, в конце концов, дальше будет хуже, а им нельзя отходить друг от друга ни на шаг.
– Допустим, – сказал он наконец. – Я тебя спрашивал про дело с двойным самоубийством.
– Именно, – подтвердил Шерлок. – Хлоя Хоган и Клифф Деверо.
Он посмотрел на вопросительно задравшего брови Джона и досадливо вздохнул.
– Группа «Танзания», ты должен их помнить, они были очень популярны лет семь назад с этой глупой песенкой про «солнечную ночь», – Шерлок скривился, передергивая плечами в неподдельном недоумении, и Джон, не выдержав, снова разулыбался.
– Ну, положим, я-то их помню, а вот откуда ты их помнишь и вообще, откуда ты о них знаешь? Человек с утонченным музыкальным вкусом…
– Я только что сказал, что знаком с содержимым карты памяти твоего телефона. По крайней мере, три года назад эта песня была в твоем плейлисте.
– И ты это помнишь?
– Очевидно.
– Не «удалил» такие бесполезные данные?
– Я редко удаляю данные, связанные с тобой, – Шерлок произнес это таким обыденным тоном, что Джон не нашел ничего лучше, чем просто кивнуть в ответ. И наконец убрать руку с его ладони.
– Так. Значит… Хлоя Хоган – это такая блондинка?
– Да, – подтвердил Шерлок, – посредственная вокалистка, проведшая всю свою карьеру в качестве бэк-вокалистки, но весьма эффектная и пользующаяся популярностью женщина. В возрасте семнадцати лет она соблазнила Эвана Корра, лидера группы «Танзания», после чего Корр оставил жену и двоих детей, чтобы жениться на ней. Через три года, уже будучи бэк-вокалисткой «Танзании» и женой Корра, она обратила свое внимание на нового члена группы – клавишника Клиффа Деверо. Тот не смог устоять, в группе начались скандалы, после чего, видимо, чтобы никому мало не показалось, Хоган завела роман ударником Питером О’Тулом.
– Питер О’Тул? Серьезно?
– Что не так? – нахмурился Шерлок, но Джон помотал головой, поднимая ладонь.
– Ничего, неважно. Со мной служил парень, которого звали Франклин Рузвельт, по сравнению с этим… неважно.
Шерлок качнул головой, отметая дальнейшие объяснения.
– Дальше. Пять лет назад группа все-таки распалась, Корр и Хоган развелись, Хоган сошлась с Деверо, чего не выдержала основная вокалистка группы, Рита Дженкинкс, которая, несмотря на собственное продолжительное и, по слухам, удачное замужество, была влюблена в Деверо и даже пыталась делать ему соответствующие предложения. Дженкинс начала сольную деятельность, Хоган и Деверо устроили пышную и помпезную церемонию бракосочетания, Корр занялся продюссированием начинающих исполнителей, Питер О’Тул уехал на Тибет с целью «познакомиться с собой и Богом».
Джон не выдержал и фыркнул.
– И вот тут начинается самое интересное, – продолжил Шерлок. – Пять лет назад Дженкинс внезапно умирает прямо во время концертного тура в Сиднее, причина смерти – остановка дыхания.
– Вызванная чем?
Шерлок посмотрел на него со значением, и Джон сморщился.
– Они не могли написать в заключении о смерти просто «остановка дыхания»!
– Тем не менее.
– Должна быть какая-то причина.
– Естественно, что она была, но по каким-то резонам эта причина не была отражена в документах.
Джон посопел.
– А где в это время были все остальные? Хоган и Деверо?
– В Дублине, в своем доме, в вечер смерти, за несколько часов до внезапной остановки дыхания Дженкинс позвонила Хоган и сообщила об успехе концерта. Телефонная компания подтвердила факт звонка, прислуга видела Хоган разговаривающей по телефону, судя по ее показаниям, разговор был веселым и дружеским.
Джон покачал головой.
– Ладно, что дальше?
– Дальше в автомобильной аварии при столкновении с грузовой фурой погибает Эван Корр, а у Хоган и Деверо рождается ребенок. Через полгода после рождения дочери Хоган делает заявление в полицию, что муж, якобы, пытался задушить ее во сне. Расследование приходит к выводу, что Хоган просто неловко повернулась во сне и едва не задушила себя сама своей косой. Еще через несколько месяцев Хоган попадает в больницу ожогами ладоней, утверждая, что обожглась при готовке. Еще через полгода она попадает уже в психиатрическую клинику с диагнозом «мания преследования». Выписывается оттуда через пять месяцев и совершает первую попытку самоубийства. Отправляется обратно, следующая попытка – через полгода, правда, на этот раз она уговаривает мужа к ней присоединиться. Попытка проваливается, Хоган снова в больнице, выписывается через два месяца и без рецидивов проживает до прошлого вторника. На этот раз они вместе с Деверо выпивают снотворное и ложатся в супружескую постель, украшенную лепестками белых роз. Находит их уже утром четырехлетняя дочь Соня.
– Ничего себе, – только и смог выдавить из себя Джон.
– Да, неплохая разминка для ума, – кивнул Шерлок.
– У тебя уже есть предположения, что произошло на самом деле?
– Несколько. Самое очевидное: Хлоя Хоган и правда страдала психическим расстройством, и ничего необычного в произошедшем нет.
– А ее муж? Он-то не страдал никакими расстройствами, а все равно два раза был готов покончить с собой вместе с ней.
Шерлок пожал плечами.
– Может быть, он просто очень сильно ее любил и не мог смотреть, как она сходит с ума? Не представлял, как будет жить без нее?
Джон открыл рот, потрясенно глядя на друга, и медленно закрыл его.
– Это хорошая версия, но от тебя ее слышать…
– Эта версия не выдерживает никакой критики, – перебил его Шерлок. – Хотя бы потому, что такой очевидный случай Майкрофт бы никогда использовал для моей тренировки. Значит, в предоставленных им документах не вся доступная информация, все остальное нам предстоит узнать самостоятельно на месте.
– Почему ты считаешь…
– Что Майкрофт просто дает мне возможность восстановиться? Джон, игра подходит к своему финалу, а я несколько застоялся. Очень скоро мне понадобится быть в моей самой лучшей форме, и от того, насколько я буду готов к последнему раунду, зависит очень многое.
Джон помолчал, безотчетно хмурясь и то и дело сглатывая: самолет уже заходил на посадку в аэропорт Дублина, и уши закладывало.
– Я могу сказать одно, что от тебя точно потребуется, Шерлок, – сказал он наконец. – Тебе понадобится перестать относиться к себе, как к инструменту. Ты можешь считать инструментом свой интеллект, свое тело, но только не самого себя. Иначе все это «очень многое» потеряет смысл.
Шерлок обернулся к нему, внимательно глядя в глаза.
– А что есть я сам, как не функциональное сочетание тела и интеллекта?
– Есть что-то еще, – сказал Джон упрямо. – Ты сам не представляешь, как много.
– Ты сам не представляешь, как ошибаешься, – ровно ответил Шерлок, отворачиваясь, и самолет затрясло и закачало, резкий свист и грохот ворвались в уши, под днищем глухо ударило и покатилось, Джон непроизвольно напрягся, вцепляясь в подлокотники. А через минуту грохот стих, и мелодичный голос бортпроводницы посоветовал не расстегивать ремни безопасности до полной остановки движения самолета.
Глава 3
Дом женщины по имени Саюри находился на самом юге города, рядом с воротами Расёмон, но чуть западней. Это был скромный дом с небольшим, но очень аккуратным садом, а от ворот к раздвинутым дверям вела маленькая дорожка из красивой белой гальки.
Дом был пуст и темен, тело мертвой Саюри лежало в дальней комнате, прикрытое куском исписанной бумаги.
– Ах, как плохо, – сказал Сеймей, увидев эту бумагу. Он тот час опустился на колени перед телом и наклонился так, что почти коснулся его лбом. Хиромаса почтительно молчал, пока Сеймей пел заклинания, одно за другим. Наконец Сеймей глубоко вздохнул и выпрямился.
– Помнишь, что я говорил про предмет, в который прячут душу, чтобы она не переродилась?
– Помню.
– Если душу Саюри заключили в один из кусков гальки у ее порога, я могу никогда не отыскать ее.
– Какое злодеяние! – воскликнул Хиромаса пораженно. – А зачем кому-то делать такое?
Сеймей поднялся и медленно огляделся по сторонам, будто принюхиваясь к едва различимому запаху.
– Саюри была моей сестрой по матери, – сказал он наконец. – Она – чистокровная лиса, как и Масанори.
Хиромаса со страхом посмотрел на мертвое тело и покачал головой.
– Если она твоя сестра, то, значит, люди говорят правду? – спросил он с горечью. Сеймей ничего не ответил и вышел из комнаты. Хиромаса еще немного постоял над мертвой женщиной, а потом присел рядом с ней, с грустью разглядывая красивое белое лицо.
– Что же с того, что ты лиса? – спросил он. – Даже лиса не заслуживает остаться навсегда в безмолвном куске камня безо всякой надежды на перерождение. Тем более что лисы бывают полезными и даже хорошими. Я уверен, что ты была хорошей лисой.
Будто звук далеких колоколец в этот миг донесся до Хиромасы.
– Да, – он убежденно кивнул сам себе. – Ты была не злой. Я знаю.
Он вздохнул и поднялся, чтобы пойти поискать Сеймея. Тот наверняка разглядывает теперь все вещи в доме и во дворе, чтобы догадаться, в чем скрывается душа его сестры. А если злоумышленник унес предмет с собой? А если он выкинул его где-нибудь по пути домой? Хиромасу охватил внезапный ужас при мысли о том, что каждый придорожный камень может скрывать в себе чью-то стенающую и жаждущую освобожденья душу. Ведь если злому человеку ничего не стоит убить неугодного и наложить заклятье, то за века и эры могло накопиться сотни, тысячи потерянных душ!
Напуганный этой мыслью, Хиромаса выбежал из комнаты и уж, было, хотел выйти во двор, как взгляд его привлек кото, лежащий в смежной комнате за раздвижной ширмой на подушках из плотного яркого шелка. Это был огромный и невыразимо прекрасный и изящный инструмент, с искусной отделкой, с перламутровыми колками и темной благородно отполированной декой. На таком пристало играть самому Императору, не меньше! Хиромаса восхищенно вздохнул, и все пугающие мысли тот час вылетели из его головы.
Он опустился перед кото на колени, котодзумэ из слоновой кости лежали тут же, небрежно брошенные на шелк, будто бы кто-то только недавно играл. Хиромаса надел их и бережно провел рукой по струнам. И кото отозвался печальным стоном, задрожал под его пальцами, как раненое животное.
– Какой же ты молодец, Хиромаса, – сказал из-за его спины Сеймей, и Хиромаса обернулся в полном смятении.
– Это голос Саюри, – добавил Сеймей печально. – Я узнаю его.
Хиромаса охнул и поспешно скинул котодзумэ с пальцев, не желая напрасно тревожить дух несчастной женщины-лисицы.
***
– А, вот и один из недостающих кусочков, – усмехнулся Шерлок, отбрасывая телефон на подушку. Последние полчаса он был занят тем, что, сидя на кровати с ногами, названивал каким-то людям и разговаривал с ними на разные голоса, представляясь то мистером Раффлтопом, то господином Оле Свенссоном, то сэром Грэшером. Во время этих мистификаций Шерлок Холмс совершенно преображался, и Джону, вполглаза наблюдавшему за происходящим, даже казалось, будто бы он наяву видит и нервного, неуверенного в себе риэлтора, и неторопливого добродушного датчанина, и пожилого, ироничного до желчности аристократа. Честно говоря, раньше с обманом порядочных граждан у Шерлока дела обстояли не так блестяще. Он, конечно, мог пустить слезу или разыграть душещипательную сцену, но на то, чтобы спокойно и без лишней суеты изобразить человека, который не переживает в этот момент ярких, выпуклых эмоций, его обычно не хватало. Не хватало терпения. Теперь же, как было ясно, с терпением у Шерлока Холмса все в порядке, даже более чем.
– Что выяснил? – поинтересовался Джон, отвлекаясь от непонятно тревожащих мыслей и откладывая наконец в сторону книгу, в чтении которой за эти полчаса не сдвинулся дальше первых трех страниц.
– Питер О’Тул, наш тибетский отшельник. Оказывается, он вернулся в Ирландию еще пять лет назад, но неофициально, никто толком не знает, где он жил и как перемещался все это время, но...
– Он мог быть в Дублине, когда у Хлои Хоган начались проблемы с головой, – закончил за него Джон.
– Именно. – Шерлок потянулся и неторопливо спустил ноги с кровати, глядя на Джона со сдержанным весельем во взгляде. – Не желаешь нанести визит единственному выжившему?
– Еще бы! Ты знаешь, где он?
– Есть пара предположений.
Это был обычный серый дом в георгианском стиле на Чарлвилл Молл: выбеленный первый этаж, чугунная решетка и полукруглый, с тремя каменными ступеньками подъезд на две двери. Питер О’Тул жил за той, которая по какой-то неясной прихоти владельцев оказалась выкрашенной в ярко-малиновый цвет. Честное слово, Джон и прежде встречал в Дублине входные двери самых разных цветов, но впервые видел настолько кричащий и неприятный оттенок. Должно быть, мистер О’Тул был действительно незаурядным человеком, если судить по цвету двери или его неожиданному тибетскому путешествию. Потому что, если судить по тому человеку, в гостиной которого они сейчас сидели, мистер О’Тул был обычным алкоголиком, бывшей звездой-однодневкой, человеком, потерявшем не только цель в жизни, но и само желание жить. Высокий и очень худой, почти истощенный, в покрытом пятнами домашнем халате и вязаных толстых носках, с набрякшими черными мешками под глазами, с отросшими уже седоватыми бородой и усами, но почему-то бритой наголо головой. Он терзал свои узловатые пальцы, переводя воспаленный взгляд с одного на другого гостя.
– Да, я слышал о том, что Клифф с Хлоей устроили, – О’Тул покивал, криво ухмыляясь, и цепко глянул на Шерлока из-под кустистых бровей. – Вы ведь не из полиции. Эти меня уже допрашивали.
– И что вы сказали полиции?
– Не ваше дело, мистер Холмс. Вы же очень умный, догадайтесь сами.
Джон обеспокоенно дернулся, но Шерлок только приподнял бровь, вопросительно глядя на собеседника.
– Да будет вам, – фыркнул О’Тул. – Не все забывают сенсации трехлетней давности. Странно, что у вас еще не просят автографов на улице.
– Вероятно, не все готовы увидеть давнего покойника в первом встречном.
– Это точно! – внезапно расхохотался О’Тул, но скоро закашлялся, потянулся в карман халата за безразмерным клетчатым платком и с отвращением сплюнул в него. – У нас тут просто какой-то слет покойников, бывших и будущих.
– Туберкулез? – спросил Шерлок с умеренным интересом.
– Последняя стадия, мистер Холмс, так что держитесь подальше, если не хотите опять попасть в заголовки газет.
Джон невольно поморщился, качая головой, все симптомы действительно были налицо, и, судя по всему, мистеру О’Тулу и правда оставалось недолго.
– А вам, доктор, уже ничего не грозит, не бойтесь, – со смешком заявил О’Тул, заметив его движение. И снова Джона обдало волной иррациональной тревоги.
– Почему мне не грозит? А кому грозит? – выпалил он, глядя хозяину квартиры в глаза. Тот снова усмехнулся.
– Скоро узнаете.
– Может быть, вы нас просветите? – подал голос Шерлок. Он тоже замер и вытянулся в напряжении, будто гончая, взявшая след, и пристально наблюдал за О’Тулом. Тот перевел на него взгляд, приоткрыл рот, будто собираясь что-то сказать, но тут же закашлялся снова, на этот раз дольше и мучительней, и Джон заметил пятна крови, быстро проступающие на грязном носовом платке.
– Оставьте это, – посоветовал О’Тул, без сил откинувшись на спинку своего кресла. – Если вы думаете, что я имею какое-то отношение… Или могу что-то изменить…
– Если вы не можете чего-то изменить, вы всегда можете сообщить то, что знаете, тому, кто может.
О’Тул устало хмыкнул, глядя на Шерлока почти без выражения.
– Ничего вы не можете. Никто ничего не может. Лучше спрашивайте о том, за чем пришли. Хотя я и сам могу: никакого отношения к смерти Клиффа и Хлои я не имею. Парня мне жаль, а Хлоя была порядочной сучкой, но и она не заслужила такого.
– Вы имеете в виду сумасшествие? – спросил Джон.
– Она была нормальной, – отрезал О’Тул, ерзая в своем кресле и пытаясь усесться поудобней. – Она была чересчур нормальной, вот и не вынесла всей этой чертовщины.
– Какой… что вы имеете в виду?
– А мистер Холмс, кажется, уже понимает, что я имею в виду, – негромко засмеялся О’Тул. – И очень не хочет этого понимать.
Джон недоуменно обернулся к Шерлоку, но тот со своим фирменным отстраненным выражением лица только растянул губы в улыбке и бросил через плечо:
– Пойдем, Джон. Здесь нам больше делать нечего.
После чего поднялся и стремительно вышел из комнаты. Джон еще пару раз ошарашено моргнул и тоже подскочил, торопливо попрощался с мистером О’Тулом и кинулся вслед за другом.
– Эй! – уже на улице крикнул он в спину Шерлоку, который шел так быстро, что Джону, реши он за ним угнаться, пришлось бы перейти на бег. – Мне казалось, мы не должны отходить друг от друга!
Шерлок остановился, как будто с разбегу налетел на стену, быстро обернулся, оглядывая Джона мечущимся тревожным взглядом, словно ожидал, что его уже успели за эти полминуты похитить и вырезать какой-нибудь жизненно важный орган.
– Да что с тобой такое? – спросил Джон, подходя вплотную. Шерлок нахмурился, отворачиваясь, но Джон удержал его за рукав пальто.
– Что? – спросил он тихонько. – Шерлок, скажи мне, что происходит. Я должен знать.
Но Шерлок почти в отчаянье потряс головой, запуская пальцы обеих рук в свои растрепанные кудри.
– Если бы я знал, что происходит, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Слишком противоречиво. Но он не лжет, может, он сумасшедший, но если так, то в этом деле слишком много психически нездоровых, что тоже не слишком правдоподобно…
– Он может не врать и не быть сумасшедшим. Он может заблуждаться, Шерлок. Хотя я все равно не понимаю, о чем речь, но…
– Возможно, – поморщился Шерлок, теперь он шагал так же широко, но медленно, жесткими рывками, будто сдерживал себя от желания побежать вперед со всех ног. – Мне нужно осмотреть дом Хоган и Деверо, с ребенком наверняка поговорить не удастся, но у них есть прислуга…
– Я думал, что этим мы займемся в первую очередь, – заметил Джон.
– Ты бы и занялся этим в первую очередь, если бы мы могли разделяться, но раз мы теперь сиамские детективы, придется все делать медленно. Как же это раздражает!
Джон невольно хмыкнул.
– То есть, к Питеру О’Тулу ты бы все равно отправился первым делом?
– Его врач давала ему не больше недели семнадцать дней назад. Честно говоря, я был не уверен, что мы вообще застанем его в живых.
Некоторое время они шли молча по набережной, пока не свернули к Талбот-стрит.
– Так странно, – сказал Джон, когда они подошли к вокзалу. – Прошло всего семь лет, и все пятеро погибли. Теперь не осталось в живых никого из них. Ну, то есть, я имею в виду, один остался, но…
– Да, да… – рассеянно пробормотал Шерлок, явно думая о чем-то своем и озираясь в поисках остановки такси. – Один остался…
Джон и не думал, что распеванием милых, но совсем не выдающихся песенок можно так хорошо зарабатывать. Жилище О’Тула его как-то совсем не подготовило к зрелищу роскошного особняка на Эйлсбери-роуд. Шерлок уже взбежал по ступеням широкого крыльца, а Джон все еще стоял в воротах, уперев руки в бедра и разглядывая дом. Четырехэтажное строение в викторианском стиле из красного кирпича смотрелось очень даже внушительно и нарядно с яркими белыми окнами и зелено-бордовым плющом, увивающим западную стену почти сплошным ковром.
– Ты идешь? – нетерпеливо позвал его Шерлок от дверей, и только тогда Джон очнулся.
– Дааа... – пробормотал он себе под нос, припуская трусцой к дожидающемуся его другу.
– Что? – спросил тот, требовательно и резко нажимая кнопку звонка.
– Да так, – пожал плечами Джон. – Ничего себе домик.
Шерлок закатил глаза и развернулся к открывшейся двери.
– Добрый день, – сказал он, любезно улыбаясь напуганной смуглой женщине в белом переднике. – Нам нужно задать вам несколько вопросов.
– Вы из полиции? – подрагивающим голосом просила женщина.
– Практически.
– Мистер Пампкин, – раздалось из глубины дома. – Проходите, проходите. Миссис Мангешкар, это мои коллеги, мистер Пампкин и…
Выглянувший на порог полный седоватый человек в замешательстве уставился на Джона.
– Гарвин, – выпалил тот после секундного замешательства и протянул ладонь, растягивая губы в улыбке. – Стивен Гарвин. Меня приписали под начало Реджинальда… То есть, мистера Пампкина.
– Детектив-инспектор Грейсхолд, – тот с облегчением пожал ему руку. – Рад знакомству. Заходите. С утра вас жду.
Миссис Мангешкар посторонилась, пропуская их в просторный светлый холл. Джон вопросительно глянул на Шерлока, но тот только пожал плечами, проходя за детективом-инспектором вглубь дома. Ну и ладно, подумал Джон, с невольным любопытством оглядываясь по сторонам, и поспешил вслед за своим другом.
– Значит, ситуация какая, – начал Грейсхолд, останавливаясь в огромной гостиной с камином. – Спальня, где нашли тела, на втором этаже, записка в кабинете мистера Деверо, вторая – в гардеробной миссис Хоган.
– Две записки? – насторожился Шерлок.
Грейсхолд кивнул. Он стоял в самом центре пушистого бежевого ковра, засунув большие пальцы за ремень брюк, и покачивался с пятки на носок, разглядывая то детектива, то его неожиданного спутника.
– Именно поэтому вас мне и… – он кашлянул, поджимая губы. – Лично я уверен, что тут расследовать нечего, девочка давно была с приветом, и в том, что она наконец свела мужа в могилу, нет ничего невероятного. Тем более, что они оба – те еще хиппи.
– Хиппи? В смысле, они имели приводы за хранение? – спросил Джон.
– Один у Хоган и два у них вместе с Деверо. Последний оформлял я лично и больше чем уверен, что ни на чем серьезном они просто не попадались.
– А на чем попадались?
– Травка.
Шерлок пренебрежительно дернул плечом.
– Учитывая то, что их коллега О’Тул не менее пяти лет регулярно курил крэк и ни разу не попался, они были не хиппи, они были просто беспечными идиотами.
– Что? – изумился Джон. – Крэк? С чего ты…
– Вы же знаете, что глупо попадаются в основном те, кто употребляют случайно и разово и не имеют понятия о правилах безопасности, – Шерлок как всегда проигнорировал его, глядя на медленно багровеющего детектива-инспектора. – Эпизодическое употребление легких наркотиков никак не влияет психическую стабильность, так что, если самоубийство было совершено не в состоянии наркотического опьянения, наркотики не имеют никакого отношения к произошедшему. Свидетельств регулярного употребления нет, в крови следов, конечно же, тоже нет. Я понимаю, что вам не очень хочется проводить свой первый за долгое время выходной, дожидаясь навязанного вам консультанта по делу, которое вам совсем не интересно, потому что вы не испытываете к погибшим ничего, кроме зависти и злорадства, но не стоит искажать факты субъективными эмоциональными оценками, чтобы пораньше уехать домой, мистер Грейсхолд.
Детектив-инспектор перевел взгляд на Джона, потом снова посмотрел на Шерлока и неожиданно фыркнул.
– Спальня на втором этаже, мистер Пампкин, – сказал он тяжелым тоном. – Гардеробная и хозяйский кабинет тоже. Направьте лучше ваши усилия на дело, которое вам в отличие от меня, как вы справедливо заметили, чертовски интересно. А я подожду здесь, оплакивая свой первый за месяц выходной в компании миссис Мангешкар и отличного кофе с кексами. Если справитесь за полчаса, так и быть, оставлю и вам парочку.
Джон прикусил губу, чтобы не рассмеяться, когда Шерлок с независимым видом прошествовал мимо него к лестнице на второй этаж.
– Хорошо держитесь, – тихонько сказал он Грейсхолду, проходя рядом.
– Это еще что, – сказал тот скептически, глядя Шерлоку вслед. – Вот лет семь назад, когда я был еще сержантом, угораздило меня поработать один раз с таким типом. Холмс была его фамилия, тоже из ваших. Вот тот был настоящий говнюк, упокой господь его душу.